Моисей Рыбаков
Один из талантливых поэтов, который ушел на фронт. В 41-м он только-только поступает в институт, как начинается война. Он мог стать ученым, поэтом. Но Моисей без колебания стал в солдатский строй. Он погиб в возрасте 24 лет в 1943 году при наведении речной переправы. Его стихотворение «Мы с Байкала» со временем стало песней, которую впоследствии пели многие иркутяне, уходившие на фронт.
«Мы с Байкала»
Эх, Байкал, родной, гривастый.
Едем, едем на войну.
Вспоминать мы станем часто
Синюю твою волну.
Многих хищников пленяла
Вольной ты, волна, игрой.
Нас немало,
Мы с Байкала,
Мы встаем в единый строй.
Под военный ветер вьюжный
К нам на западный рубеж
Всех в семье единой, дружной
Ты сынов своих пошлешь.
И крепки крутым закалом,
За родимый край горой
Встанем мы,
Друзья с Байкала,
В нерушимый братский строй.
Мы встаем в могучий строй.
Александр Гайдай
В суровом 1941 году Александр Гайдай, немного набравшись военных знаний в полковом училище, отправляется служить корреспондентом в газету «Вперед, к победе!».
Из воспоминаний Ларисы Гайдай, жены поэта:
— С первых дней войны Саша проходил службу на восточных рубежах, — вспоминает жена поэта Лариса Гайдай. — Забайкальский фронт — страница особая в истории Великой Отечественной войны. Когда на западе шли грандиозные сражения, здесь не было ни выстрелов, ни взрывов, ни бомбежек. Но ожидание грозной опасности внезапного удара со стороны Японии наполняло эту тишину обостренной, чуткой тревогой.
«Затишье»
Ни выстрелов, ни криков, ни разрывов…
По небу тихо облако плывет,
Да на березе около обрыва
Малиновка мечтательно поет.
Затихнет, и тогда услышать можно:
Растет трава, пчела, жужжа, летит,
Шумит листва деревьев осторожно,
И вновь и вновь малиновка звенит…
Она не знает, глупая пичужка,
Что на войне не прочна тишина,
Что под березой спрятанная пушка
Вот-вот ударить по врагу должна.
Иосиф Уткин
Иосиф Павлович воевал еще в Гражданскую войну и в 41-м ушел на фронт почти сразу же. В сентябре, когда советские воины сражались с фашистскими ордами под Ельней, его ранило осколком мины — оторвало четыре пальца правой руки. Его отправили в ташкентский госпиталь, где, несмотря на ранение, он не прекращал писать. Менее чем за полгода в свет вышли две книжки фронтовой лирики — «Фронтовые стихи» и «Стихи о героях», а также альбом оборонных песен. Кроме того, Уткин рвался на фронт, беспокоя постоянными просьбами послать его на линию огня высшее военное начальство. И только летом 1942 года Уткин вновь оказался на Брянском фронте — в качестве спецкора Совинформбюро, от газет «Правда» и «Известия». Участвовал в боях, совершая большие переходы с солдатами. Возвращаясь из партизанского края 13 ноября 1944 года, Иосиф Уткин погиб в авиакатастрофе. Самолет разился недалеко от Москвы.
«Ты пишешь письмо мне»
На улице полночь. Свет догорает.
Высокие звезды видны.
Ты пишешь письмо мне, моя дорогая,
В пылающий адрес войны.
Как долго ты пишешь его, дорогая.
Окончишь и примешься вновь.
Зато я уверен: к переднему краю
Прорвется такая любовь!
…Давно мы из дома. Огни наших комнат
За дымом войны не видны.
Но тот, кого любят,
Но тот, кого помнят,
Как дома — и в дыме войны!
Теплее на фронте от ласковых писем.
Читая, за каждой строкой
Любимую видишь
И Родину слышишь,
Как голос за тонкой стеной…
Мы скоро вернемся. Я знаю. Я верю.
И время такое придет:
Останутся грусть и разлука за дверью,
И в дом только радость войдет.
И как-нибудь вечером вместе с тобою,
К плечу прижимаясь плечом,
Мы сядем и письма, как летопись боя,
Как хронику чувств, перечтем.
Иван Черепанов
Иван так и не окончил школу. Так уж вышло, что его учителями были книги, которые его с детства интересовали. Он был простым рабочим, а по вечерам занимался в библиотеке: читал книги, писал стихи. Свои произведения под псевдонимом Иван Бездомный поэт печатал в областных газетах. Когда началась война, он ушел на фронт добровольцем. Погиб 2 февраля 1943 года в бою за Ростов.
«Если не вернусь, знайте: погиб за Родину, за родную Сибирь, чтоб была она краше, чтоб жили в ней поэты», — писал Иван матери.
«Мать и сын»
В дальний край, в поход военный
Отправляла сына мать.
Провожала-говорила:
«Враг отнял у нас отца.
Отплати за кровь, сын милый,
Бейся храбро до конца».
Вздрогнул конь, вздохнул всей грудью,
Оторвался от земли.
— Ну прощай, я не забуду! —
И умчался конь в пыли…
Через месяц в тихий вечер
На дворе раздался гуд.
Вышла мать, а ей навстречу
Сына мертвого везут.
Привезли. На хаше у гроба
Положили близ ворот,
И до ночи, полон злобы,
Проклинал врага народ.
А назавтра утром алым,
Схоронивши сына прах,
Мать с бойцами уезжала
С карабином на плечах.
Марк Сергеев
В Иркутске эту историю знают многие. О том, как еще вчерашние выпускники ушли на фронт и в их числе был знаменитый иркутский поэт и писатель Марк Сергеев. В июне 41-го, в последние учебные дни, они высадили тополя возле школы и обещали встретиться уже взрослыми, став врачами, учителями, инженерами… Но сбыться этой мечте было не суждено.
— Мы, мальчишки из 10-го, двух 9-х и трех 8-х классов, взялись за лопаты. В суглинке, точно фронтовые защитные щели, затемнели ямы, на брустверы падал золотистый, рассыпчатый грунт, — вспоминал поэт. — Впрочем, это военное сравнение пришло лишь сейчас, а тогда пылало мирное предвоенное солнце, синело чистое и надежное небо, стелилась у ног нежная утренняя трава.
Сам Марк Давидович ушел в армию в 1943 году, воевал с японцами. Спустя 12 лет после войны Марк Сергеев написал «Балладу о тополях» — стихотворение в память своим одноклассникам, не вернувшимся с полей сражений.
«Баллада о тополях»
В тени их скрыта школьная ограда.
Они следят с улыбкой за тобой,
Горнист из пионерского отряда,
Так мастерски владеющий трубой.
Прикрыв обоих нас, как шалашами,
Они стоят под вешнею грозой…
Послушай: я их помню малышами,
Обыкновенной тоненькой лозой.
Послушай: в небе стыл рассвет белесый,
Проткнула землю первая трава, —
За ручки важно, приведя из леса,
Их посадили мы — десятый «А».
И ночью, после бала выпускного,
Мы поклялись сюда опять прийти.
И вот… мы к тополям вернулись снова,
Но впятером из двадцати шести.
Горнист из пионерского отряда,
Послушай: клятв никто не нарушал.
Ты родился, должно быть, в сорок пятом
И, значит, сорок первого не знал.
А в том году схлестнулись с силой сила,
Стояла насмерть русская земля.
За тыщи верст разбросаны могилы
Тех, кто сажали эти тополя.
Но, будто бы друзья мои — солдаты,
Стоят деревья в сомкнутом строю.
И в каждом я, как в юности когда-то,
Своих друзей приметы узнаю.
И кажется, скажи сейчас хоть слово
Перед шеренгой тополей живой —
И вдруг шагнет вперед правофланговый
И в трауре поникнет головой.
Как требуют параграфы устава,
Начни по списку называть солдат:
— Клим Щербаков! —
И тополь — пятый справа —
Ответит:
— Пал в боях за Ленинград.
— Степан Черных! —
И выйдет тополь третий.
— Вадим Смирнов! —
Шагнет двадцать второй.
Нас было двадцать шесть на белом свете —
Нас пятеро с войны вернулось в строй.
Но остальные не уходят.
Рядом они стоят, бессмертны, как земля.
Горнист из пионерского отряда,
Взгляни: шумят под ветром тополя.
И если в час беды о нас ты вспомнишь,
Твой горн тревожно протрубит подъем,
То мы придем, горнист, к тебе на помощь,
Живые или мертвые — придем!